Старый дьявол особняка «Il Paradiso»

Ущербная луна подглядывала за ними через узенькие щелочки в дряхлой рассыпающейся кладке. Беглецы пробирались на ощупь сквозь плотную кромешную тьму, испуганно прижимаясь к склизким стенам, шарахаясь от каждого случайного звука. Наконец, ладони уткнулись в прочное сухое дерево. Полминуты судорожных поисков засова, тщетные попытки совладать с бешено колотящимся сердцем, толчок и – о, чудо – ошеломительная инъекция свежего воздуха. Они упали на колени перед ночным городом, обернувшимся худшим из всех известных кошмаров. Блики фонарей отражались в мутноватых лужах, сонные пальмы покачивались на ветру мачтами фантастических парусников, вдалеке проносились машины. Спасены... 

Кто не скачет, тот катанезе

Ноги сделаны из теста, личико, как табурет.
Как страшна моя невеста, в целом мире гаже нет.

Сицилийская народная песня

– Вы просите меня об услуге, но вы просите без уважения! – низенький коренастый человечек в бордовой униформе белл-боя гордо вскинул голову, вызывающе выставив квадратную челюсть урожденного южанина. Хруст извлекаемой купюры – вот он уже гнется в почтительном поклоне, покорно принимая чемоданы. Мда, похоже, традиции на Сицилии больше не в чести.

Дебора и Эл ненадолго задержались в фойе «Артемизии». Получив ключи от номера и позаботившись о багаже, туристы тут же нырнули в объятия гудящего Панормоса. Позади остались учеба в престижном колледже, вожделенная покупка первых собственных авто, шумная выпускная пирушка. Молодая пара вступала во взрослую жизнь, а взрослая жизнь для американцев всегда начинается с Большого путешествия. Манящим огням Лас-Вегаса, персиковому раю Джорджии и марсианским пейзажам Гранд Каньона они предпочли далекую родину своих родителей. Зная гордый нрав упрямых итальянцев, демонстративно пренебрегающих изучением английского, туристы несколько месяцев упражнялись в подзабытом языке материнских сказок. Их ждала Сицилия – пикантная леди, прячущая заточенный стилет в низком корсаже. 

И оно того стоило. Десять дней незабываемых впечатлений смешались в удивительном калейдоскопе восторга. Тихая Мессина поведала путешественникам о своей незаживающей ране в вечноцветущих садах Кастелли; бойкая Катания удивила анекдотичной жизнью рынков, мало отличавшихся от шоу великолепной Опры; крошечный Салеми напугал своим музеем мафии куда сильней ведьмовского музея созвучного Салема; застывшие во времени Сиракузы прошептали на ушко секреты любви, превозмогающей даже смерть; воздушное барокко городков долины Ното навсегда поселилось в их снах. Оставался последний завершающий штрих – отдаленный уголок северного побережья, по странному капризу Клио ставший ключиком к драгоценной шкатулке – острову. Полторы тысячи лет назад вокруг удобной бухты распустился пурпурный финикийский цветок, охватывая гавань лепестками причалов и портовых строений. Щедро окропив жертвенной кровью алтари копьеносца Ба'ал Шамема, прославленные мореходы зажали торговлю Средиземноморья в железном кулаке, став многолетней занозой для молодого Рима. Одним своим появлением в этих местах предприимчивые пуны заставили неповоротливую Республику обратить взор на Сицилию.

Осенний Палермо встречал туристов усталым солнцем, легким тирренским бризом, распахнутыми настежь окнами, назойливыми полчищами мопедов и на удивление дружелюбными горожанами. Впрочем, американцы уже успели привыкнуть к гостеприимству островитян. Все стереотипы о жуликоватых сицилийцах, только и мечтающих обдурить богатых иностранцев, на поверку оказались нелепой выдумкой. За десять дней, проведенных на острове, их всего лишь раз обокрали. Причем похищенную сумочку Деб вернули со всем содержимым уже через пару часов после пропажи. Как пошутил улыбчивый карабинер: мафия, контролирующая турбизнес, не допускает угроз основному источнику доходов семей. Репутация превыше всего.

Время летело незаметно, тая сахарной ватой на узеньких улочках, примыкающих к монументальной площади Претория, где степенные пенсионеры совершают неспешный променад, хвастаясь модными клешами и обмениваясь свежими сплетнями. Один из крупнейших мегаполисов Италиии был насквозь пропитан флюидами провинциальности. Стремление показать свое превосходство в масштабах отдельно взятого острова сквозило буквально в каждой черте городского быта. Крепко доставалось восточным соседям: Мессине, Рагузе и, особенно, Катании. Города ожесточенно соперничают во всех сферах: начиная от борьбы за право лидерства в паромном сообщении с материком до абсурдного для посторонних многовекового спора о том, кто же на самом деле изобрел знаменитые рисовые шарики-аранчини. Но главный удар, как это принято в Италии, наносился по самым чувствительным предметам гордости всех и каждого – футбольным клубам. 

Разумеется, им много рассказывали про безумно популярный в Европе соккер, именуемый здесь «кальчо». Итальянец, не интересующийся кальчо, – такая же белая ворона, как американец без медицинской страховки. Одержимость местных этой игрой превосходит все известные формы безумия – даже самые дикие выходки фанатов Джастина Бибера. Во время одного из вояжей в Мессину буйные поклонники «Палермо» отбили пальцы у огромной статуи Нептуна, намеренно искривив простертую длань бога в похабном жесте. Мессинези, хотя и были глубоко шокированы такой дерзостью, сумели с достоинством выйти из неприятной ситуации. Бережно забинтовав увечье Владыки морей, горожане тут же выслали к соседям несколько групп красно-желтых боевиков, вооруженных молотками и зубилами. В один прекрасный день проснувшиеся палермитани обнаружили, что у всех скульптур на площади Претории сколоты носы – когда-то на Сицилии подобным образом наказывали неверных жен. Вандалы оказались настолько пристыжены, что больше не рискнули связываться с изобретательными мессинези. Война Статуй так и осталась отдельным неприятным эпизодом, теряющимся на фоне бурной ривалиты Пролива, объявленной «джаллоросси» «Реджиной». Вылазки мессинези «за море» осложняются еще и крайне непростыми отношениями коза ностры с калабрийской ндрангетой – «третьей силой» криминального мира Италии.

Предоставив самоустранившимся соседям сводить счеты на материке, тифози «Палермо» выплескивали всю накопившуюся ярость на второй по ранжиру команде острова. Одно время считалось, что без хорошей перестрелки Дерби Сицилии не могут считаться таковыми. Со времен первых встреч между «розонери» и «россоадзурри», проходивших под диктовку «слонов» (что вызывало настоящий шквал ярости у поклонников более древнего палермитанского клуба), целый ряд матчей так и не был доигран до конца. Футболисты уступавшей стороны, предчувствуя неминуемую расправу, покидали поле под самыми абсурдными предлогами. Например, жалуясь на то, что уже чересчур поздно, и в сумерках им трудно различать мяч. Неспокойные кварталы, примыкающие к «Анджело Массимино», в 60-е годы даже окрестили «Ливаном» из-за непрекращающихся взрывов и пальбы.

Парадоскальным образом, убийства местных фанатов всегда слыли редкостью. Сицилийцы тяжело избавлялись от исконных традиций кровной мести: преступников запросто могла настичь ответная расправа со стороны родственников погибшего или его друзей. В жестоких разборках островных тифозерий больше всего доставалось стражам правопорядка. Последний случай гибели полицейского был зафиксирован десять лет назад и поднял на уши всю футбольную Италию. Взбешенные предвзятым судейством болельщики «орлов» устроили грандиозное побоище, в котором пострадало более ста человек. Примчавшиеся на место потасовки наряды карабинеров попали между двух огней: сперва их расстреляли из ракетниц, после чего разъяренные ультрас пошли врукопашную, забрасывая полицейских дымовыми шашками и петардами. Одна из них попала в голову инспектору Филлипо Рачити – бедняга сгорел заживо буквально за несколько секунд. Чемпионат страны был немедленно остановлен, Федерация бросилась спешно принимать меры. Вскоре в Серии А ввели индивидуальные карты болельщиков, а фанатам «Катании» и «Палермо» в профилактических целях запретили посещать выезды к соседям в течение двух сезонов.

Накануне визита на Сицилию родители и знакомые неоднократно предупреждали: в Катании лучше вообще не упоминать «Палермо», равно как и наоборот. Однако абстрагироваться от принципиального противостояния было неимоверно сложно. Казавшийся таким далеким от футбола, лениво релаксирующий город при ближайшем рассмотрении преподносил неожиданные сюрпризы. Мегаполис словно бы помешался на своих заклятых врагах. Да так, что порою создавалось впечатление: именно «слоны», а не «розово-черные» – главный клуб Палермо.

Рекламные щиты и афиши, сувениры и одежда, даже выпечка в булочных выступали передовой столетней войны. Превалировали классические сюжеты из истории острова: сравнения «катанези» с французскими солдафонами, лезущими под юбки благочестивых матрон, вороватыми черномазыми цыганами, изнеженными развратными сарацинами, избиваемыми кольчужной ратью нормандских завоевателей – разумеется, истинных «палермитани». Дальше – больше. За стеклами витрин манекены в форме «розанери» беспрерывно совершали содомские акты над другими манекенами, облаченными в красно-лазурные футболки «элефанти». Заглянув в распахнутые двери тира, туристы обнаружили многократно прострелянные мишени в виде лопоухой головы слона – таинственного символа Лавового города. Стоило отойти от туристических маршрутов, стены зданий тонули в омерзительных граффити: «Катания = СПИД», «Женщины Катании сделайте одолжение всему миру – аборт». Подрастающего «орленка» учат ненавидеть соседей буквально с пеленок. «Воспитание» «правильного „розанеро“» традиционно начинается в форме веселой игры, прививающей малышу чувство локтя, указывающей на четкое деление «свой/чужой», «хороший/плохой». Chi non salta e catanese. Все, как всегда. Человеческая природа мало изменилась с момента выхода из пещеры Кро-Маньона.

За пределами Сицилии не очень понимают чрезмерного нагнетания страстей вокруг Дерби. С точки зрения стороннего зрителя центральное противостояние острова попадает под классификацию заурядного регионального соперничества – такого, как у Флоренции и Пизы, Неаполя и Салерно или Триеста с Удине. Тем не менее, нигде из вышеперечисленных случаев даже близко не наблюдается подобной злобы и презрения. Возможно, тому виной взрывной менталитет сицилийцев. От нейтральных итальянских тифози частенько можно услышать фразу «la stupida rivalita», емко характеризующую, как суть вражды братьев, так и умственные способности южан. Дерби Сицилии не имеют ни политической, ни исторической, ни собственно футбольной подоплеки, являясь всего лишь главной «стрелкой» самого бедного и коррумпированного региона Италии.

На поверку команды-антагонисты выглядели однояйцевыми близнецами. Их судьбы настолько похожи, что на первых порах даже игровые формы «орлов» и «элефанти» ничем не отличались друг от друга. Один из старейших коллективов кальчо «Англо-палермитанский атлетический и футбольный клуб Палермо» изначально щеголял красно-синими полосками, идентичными стандартным комплектам «Дженоа» или «Болоньи». Дерзкое переодевание катанези в цвета своих природных конкурентов смотрелось откровенной насмешкой. Палермитани незамедлительно требовалось придумать что-то свое собственное. Выдавив из системы лишенных фантазии британцев, итальянская часть руководства, не мудрствуя лукаво, решила обратился к Святой Розалии, небесной покровительнице города, чей дух, по преданию, однажды спас Палермо от страшной эпидемии чумы. Уникальное гремучее сочетание розового и черного символизировало «печаль и сладость в одном флаконе», отдавая должное незавидному турнирному положению клуба, с переменным успехом боровшегося за сохранение прописки в высшем обществе.

Если грозная репутация коза ностры нередко заставляет иностранцев воздерживаться от ерничания по поводу такого довольно забавного окраса, уважительно величать палермитани «орлами» и «мафиози», то итальянские тифо куда более категоричны. «Розанери» для них – «сутенеры», «Барби» или даже кое-что похуже. Внутри Италии с сицилийцами давно не церемонятся. В жизни рэкетира и убийцы нет никакой романтики. Еще меньше романтики в постоянном соседстве с подобными личностями. Периодические разгрмы преступных кланов, когда наводившие ужас доны трусливо прятались от полиции даже в кучах грязного белья, отучили простых островитян видеть в крестных отцах неуязвимых властителей судеб. Их по-прежнему почитают и опасаются, но больше как акул-бизнесменов – крупных работодателей, определяющих экономическую жизнь целых коммун. Полвека назад от рук мафии ежегодно погибало несколько сотен человек, сейчас же таковых случаев не наберется и с десяток. Грозные боссы с головой ушли в строительство, торговые сети, добычу мрамора, по-старинке контролируя торговлю наркотиками и оружием, крышуя мелких предпринимателей и мигрантские общины, выдрессированные гораздо лучше чем где-либо еще в Европе.  

Дорогие Альберто и Дебора, искренне рад приветствовать Вас на счастливой земле Сицилии. Надеюсь, путешествие выдалось познавательным и обошлось без досадных происшествий. Дражайше прошу Вас быть гостями на ужине в моем скромном доме. Отказа я не приму.

С уважением, Ваш друг Д.  

– Что бы это могло значить, Эл? Кто такой этот Д? – Деб недоумевающе уставилась на изящный конверт, только что врученный ей каким-то уличным мальчишкой.

– Понятия не имею, милая. Но здесь указан адрес. Хм... «Иль Парадизо». Чудные эти итальянцы. Помнишь, как на прошлой неделе мы зависли в той премилой деревушке по дороге в Салеми? Пейзане не хотели отпускать нас, пока не перепробуем все сорта местного сыра.

– Еще бы. Ты так жадно таращился на ту пастушку с пятым размером, что чуть не трясся.

– Да брось, Дебби. Я еле сдерживался, чтобы не схватиться за живот от хохота. Бедняжка была полностью очарована моим неотразимым профилем и даже не замечала, как коза сжевала половину ее платья. 

– О, американи! Аль Пачино! Коппола! Мадонна! Мы вас любим! – в такси висел тяжелый застарелый запах пиццы с чесноком, потрепанного вида магнитола исторгала отвратительно-слащавую мелодию, лобовое стекло украшала яркая наклейка с изображением гибнущего в лаве города и красноречивой надписью «Forza Etna!», однако сам водитель производил приятное впечатление. Как и все таксисты, Дино обожал болтать обо всем на свете, погружаясь в гипнотический транс от тембра собственного голоса. Изложив свои познания о США, он вдруг опомнился и поинтересовался куда везти его уважаемых пассажиров.

– Знаете, где это место? – Эл показал таксисту загадочный конверт.

– Конечно, синьоре! Кто его здесь не знает? Дом нашего босса, дона Маурицио Дзампарини. Президент «Палермо», гордость города. Большой человек. Большое уважение.

C лица Дино не сходила обезоруживающая улыбка, но от Деборы не ускользнуло то, как судорожно дернулась его щека. Или просто почудилось? Ближе к вечеру начинало откровенно парить, и в маленьком «Фиате» стояла невыносимая духота.

Далеко они не уехали. Дорогу перегородила внушительная похоронная процессия. Четверо крепких мужчин несли на своих плечах гроб, укутанный лазурно-алым знаменем. За ними следовали сотни палермитани всех возрастов. Причудливая мистерия совершенно не походила на рядовые проводы. Однако было непохоже, чтобы присутствующие скорбели. Наоборот – лица горожан светились от радости.

– Кто-то важный умер? Примите наши искренние соболезнования.

– Не стоит, синьора. Парни всего лишь закапывают «Катанию» за церковной оградой. Такое тут у нас каждый год, когда эта нечисть спускается все глубже по канализационной трубе. Городской праздник номер один. Только фестиваль Розалии отмечают размашистее. Я бы тоже с удовольствием сходил, но надо работать. Мне пять ртов кормить. 

Из хвоста процессии раздавались слаженные хоралы. Люди, толпившиеся там, выглядели более организовано, четко удерживая линию шеренги. Над их головами вздымались пестрые флаги и транспаранты. Некоторые символы показались Деборе странно знакомыми. Кажется, что-то из дурацких скучных фильмов про Гитлера. Сдвоенные молнии и черепа со скрещенными костями.

– А это кто такие?

– Наши «низовые». Завсегдатаи Курвы Норд Инфериоре – молодые да ранние. Ветераны Войн Ультрас отходят от дел, верхний сектор трибуны год от года пустеет, зато снизу постоянно поднимается накипь: «Бригада Розанеро», «Ангелы Севера» и прочие. Сороки, падкие на блестящие безделушки. Тащат все, что плохо лежит: у них кельтские кресты перемежаются с красными звездами, а классика Морриконе с песнями партизан. И, конечно, везде и повсюду киношные Корлеоне. Не принимайте всерьез, синьори. Эти тифо похожи на мальчишек, тайком примеривающих папины штаны, опасливо обнюхивающих сигары, малюющих густые усы из ваксы. Хотят казаться грозными и устрашающими. Есть среди них нормальные ребята, но у большинства головы забиты всяким мусором. 

– Похоже, они восхищаются мафией?

– Есть такое. Особенно «The Warriors Ultras». Взяли себе имя в честь бандитов из вашего американского фильма семидесятых. Сами-то откуда? «Большое Яблоко»?! И вас еще интересует деревенская мафия Сицилии?!

– Они и женщин принимают? – недоверчиво спросил Эл, заметив в шеренгах ультрас хрупкие грациозные фигурки.

Дино поморщился и одним махом выдал на гора зубодробительную непереводимую тираду длиной в полминуты.

– ...старе суль каццо... Ох уж эти проклятые дьяволицы. Тысячу лет они строили нас дома, но искони существовало два места, где сичилиано дышал полной грудью: работа и стадион. С начальниками в юбках мы кое-как свыклись – так им ведь и это мало! Теперь они отбирают у нас последнюю каплю свободы! Вы меня простите, – таксист виновато покосился на Деб, – но бабы со своим феминизмом совсем озверели. Уже хотят не только участвовать в махачах наравне с мужиками, но и отжать для себя места на священном Северном секторе! Подумать только – женщины на Курве Норд! Куда катится этот мир?

Водитель горестно всплеснул руками и неодобрительно зацокал языком. Тем временем за окном показалось нечто серое, гигантское и уродливое, выделявшееся на фоне аккуратных домиков, словно водянистый нарыв на здоровой розовой коже. Изломанный каркас потерпевшего крушение инопланетного корабля – его металлические конструкции выглядели готовыми обрушиться в любую минуту. Создавалось впечатление того, что какой-то беспечный великан выбросил посреди города кучу столетней рухляди. Впрочем, так и было. «Ренцо Барбера», истинное сердце Палермо и могила выскочек-катанези, большую часть своей жизни носил гордое имя «Ла Фаворита». В тот момент, когда оно стало слишком резко контрастировать с результатами плавающего в серии С1 клуба, название благополучно передали соседнему ипподрому. Фавориты мафии никогда не проигрывают скачек. 

Зрелище поистине внушало. Даже неумолкавший ни на мгновение Дино как-то вдруг притих. Наконец древний стадион скрылся за сплошной стеной пышных магнолий, «Фиат» свернул с оживленной магистрали, сбавил ход и плавно причалил перед фасадом шикарного двухэтажного особняка, вернее своеобразной игрушечной крепости. Явного новодела, причудливо сочетающего элементы арабо-нормандского стиля с дремучей северной готикой. Позолоченные буквы, сверкавшие с высокой крыши десятью маленькими солнцами, не оставляли сомнений – они на месте. IL PARADISO.

– Приехали, синьори. Может еще передумаете? Я вас мигом отвезу в отель. А завтра улетите первым же рейсом из «Фальконе-Борселлино» в свою Америку.

В глазах таксиста стояла беззвучная мольба, не на шутку встревожившая Дебору. Эл, похоже, не замечал ничего, рассматривая дорогущие спортивные авто, припаркованные по соседству, и аппетитных прелестниц, беспечно щебечущих на лужайке у фонтанов.

– И впрямь парадиз. Уже чувствую себя, словно в раю. 

– Эл, я ужасно устала. Хватит впечатлений на сегодня. Вернемся в гостиницу.

Ее спутник перестал глупо лыбиться, оторвался от созерцания стройных загорелых ножек, непонимающе уставившись на подругу.

– Дебби, подумай. Здесь кругом замечательные гостеприимные люди, зачем нам их обижать? Этот старикан Дзампарини – самый влиятельный человек в городе, бизнесмен и меценат. Скоро я открываю свое дело, и тут пригодится знакомый со связями. Что сегодня с тобой вообще такое? Весь день только ворчишь и куксишься.

– Не знаю. Наверное, просто предчувствие. Дино, а в чем проблема с этим «Парадизом»? Вы так посмотрели...

– Как вам сказать, синьора? Люди всякое говорят. Странное это место, неспокойное. 

– Hahaha! The haunted house! You're joking! Вот видишь, милая, ты же так хотела побывать в замке с привидениями? Помнишь, когда мы выбирали тур, я почти согласился на Корнуолл? Похоже, совсем скоро твои мечты сбудутся. 

Знакомство с Mangia-allenatori

Сильны любовь и слава смертных дней,
И красота сильна. Но смерть сильней.

Джон Китс

К тому времени, как они добрались до особняка, уже начинало смеркаться. Вдобавок, внезапно наползли тяжелые тучи, разливаясь по серому небу, как горячая кровь по стеклу. Владыка Нептун собирался исторгнуть из своего чрева легионы тонких водяных нитей. Эл дважды нажимал на кнопку звонка и, не добившись никакого результата, довольно бесцеремонно подергал за ручку – мощная дубовая дверь оказалась накрепко заперта. Перед туристами забрезжила отчетливая перспектива промокнуть насквозь, ожидая пока кто-нибудь соизволит обратить на них внимание. Может это такое изощренное издевательство?

– Говорила же тебе – плохая идея. Наверное кто-то пошути...

Не найду себе я места – полетела жизнь в кювет.
Как страшна моя невеста, в целом мире гаже нет, нет, нет.

Дебора подпрыгнула от неожиданности. Перед ними возник долговязый сухощавый старикашка в поношенном сером пиджаке. Его лицо напоминало сморщенный урюк, губы шевелились влажными дождевыми червяками, маленькие бесцветные глазки беспокойно бегали из стороны в сторону. Изучив гостей, он заговорил на правильном американском английском, забавно проглатывая звуки, словно всамделишный дикси из Алабамы.

– Разумеется, к вам это никоим образом не относится, белла синьора. Позвольте представиться – Маурицио Дзампарини in propria persona. Зовите меня просто Мауро. Как-никак мы на земле мавров, хе-хе. Чегой-то вы такие бледные, неужто призрака увидели? Нож? А нож! Не пугайтесь. Это я просто деревья подрезаю. Любите оливки? – старик надавил на что-то в стене, вызвав выдвижную панель, проворно ввел комбинацию кодового замка – громоздкая дверь беззвучно распахнулась, будто бы весила не больше лебяжьего пуха. – Добро пожаловать в мой дом. Вам здесь непременно понравится, друзья. Верно, вы ужасно проголодались с дороги. Я только что велел подать ужин. 

Из-под потолка во все стороны били лучи четырех хрустальных люстр, преображая просторную, богато декорированную залу, придавая ей очертания сияющей заоблачной вершины, где мудрые нестареющие боги неспешно вкушают живительную амброзию. Хозяин восседал во главе длинного стола, заставленного изысканными блюдами островной кухни. Трапеза явно была рассчитана не на троих человек: одних только стейков из меч-рыбы хватило бы накормить до отвала целый взвод прожорливых морпехов. Как уже поняла Деб, все итальянцы одержимы желанием произвести впечатление на гостей, а сицилийцы – тем паче. Специально установленная слугами стереосистема раз за разом проигрывала «The House of the Rising Sun», «San Francisco» и трогающие за душу кантри Боба Дилана. Очевидно, все было подготовлено для того, чтобы они с Элом чувствовали себя максимально комфортно. Дзампарини разрывал мощными челюстями панцирь здоровенного лобстера, демонстрируя крепкие желтые зубы волка. 

– «Пожиратель тренеров»! Эти журналюги сплошь ненормальные! Ну кто в здравом уме выберет жесткое старое мясо? Мы, палермитани, предпочитаем сочный фальсомагро. Попробуйте, друзья.

– Дон Мауро, вы прекрасно владеете английским – большая редкость в этих краях, насколько я понимаю?

– Совершенно верно, дорогуша, по крови я – фурлан, маргинальный северянин с окраины мира. Но на этой земле невозможно задержаться надолго, хорошенько не пропитавшись ее соками. – лихо расправившись с омаром, Дзампарини впился в телячий рулет с такой силой, что густой соус потек у него по подбородку. – Я знаю, что говорят про меня на материке. Лучше бы болтуны вспомнили, сколько пользы я принес европейскому футболу, сколько талантов открыл. Ммм... прелесть. Вот совсем недавний случай. «Севилья» обыгрывает «Реал». Это ведь не «Севилья» обыгрывает, а Франко Васкес. Кого надо благодарить андалусийцам? Макаронники вечно трясутся над сборной, плачут об остутствии настоящего «прима пунта» со времен Вьери. Тут на сцену выхожу я и – вуаля – презентую им Белотти! Если бы это был единичный случай! Бароне, Бардзальи, Гроссо, Дзаккардо... Без моих парней Скуадра никогда не выиграла бы тот чемпионат. Мало кто так печется о репутации Италии, как старый Дзампа. А они раз за разом отстраняют меня от футбола! Хохма.

– Дибала! Такие гении рождаются раз в полвека. Я запросил по-божески – всего восемьдесят миллионов евро. Но этот пройдоха Маротта слезно умолял меня снизить цену, обещал отдать в жены собственную дочь, такую же плешивую и косую, как он сам, хе-хе. Маурицио Дзампарини – не чудовище. Мне прекрасно известно финансовое положение туринцев и размер их долгов. Знал и то, что для Паоло будет лучше остаться в Серии А. Вы же видели, что сделали в Париже с Пасторе! А ведь Хавьер ни на грамм не уступал малышу в таланте! Поэтому я без сомнений наступил на горло собственной песне, пойдя на неслыханные уступки. Тем более, «Палермо» – это тоже «Ювентус». В 1940 году фашисты исключили нас из всех соревнований, пришлось проглотить соседнюю «Ювентину» чтобы вновь стать собой. – хозяин наколол на вилку черную маслину, которая мигом исчезла в алом жерле глотки. 

– Не верьте, что сегодня на Сицилии не осталось толковых игроков, – он слегка приподнялся, облокотившись на ручки кресла, – НЕ-СТЕ-РОВ-СКИ! Что за разбойник! Техника Пасторе, напор Микколи, голевое чутье Луки Тони. Скоро в Серии А забудут про Пандева и будут славить только моего македонца. Или Джанкарло Гонсалес. Один русский олигарх Леонид, запамятовал фамилию, предлагал за него двадцать миллионов евро, но я был вынужден отказать, даже зная о том, что упустил легкие деньги. 

– Поэтому если кто-то скажет вам, что Дзампарини интересует только бабло – смело плюйте в лицо клеветника! – дон Мауро затрясся, брызги слюны веером полетели на салфетку. Старик определенно входил в раж, оседлав любимого конька, и его было уже не остановить. 

– Мои ребята – алмазы высшей пробы. Прирожденные бойцы! Футболисты «Палермо» настолько горячие, что после матча Лиги Европы в Кхе.. Кхи... Хи... Химках... Не надо колотить меня по спине, я не подавился. Химки – город в России. Ох, уж эти русские. Еще безумнее сичилиани. Ноябрь у них уже зимний месяц, представьте себе! Матч проходил на гигантской льдине, а судила его бригада узкоглазых эскимосов. Видели бы вы физии этих полярных медведей, когда мои парни по окончании встречи расхаживали по полю в одних плавках, словно вокруг них не проклятый снег, а белый песок Монделло! Затем трусы полетели на трибуны, и бородачи позеленели от зависти. Зато как были рады местные девчонки! – Дзампарини озорно подмигнул Деборе, постаравшейся тут же перевести тему.

– Вы утверждаете сицилийцев в Италии недолюбливают, но я знаю, что это не совсем так. У вас много друзей на Юге, например, в Неаполе. Они же практически ваши родственники. 

– Ерунда. Коли хотите понять островитян, никогда не проводите подобных аналогий. Наполитани – просто глупые дети, ничего не смыслящие ни в войне, ни в бизнесе, ни в политике. Даже их мафия – дешевый эрзац. Ужасная каморра! В лучшем случае – подмастерья, в худшем – мясники. Как вы удачно подметили, синьора, мы – не ваши хрустящие Франклины, чтобы нравиться всем и каждому. Сичилиани – далеко не самые приятные из людей, но в этих жилах течет сангва завоевателей Иерусалима! – хозяин демонстративно закатал рукав и потряс вилкой. 

– «Неаполь – не Италия»! Ха! Как будто от этого они перестанут быть замызганными голодранцами, презираемыми даже салернскими портовыми крысами. Наполитани постоянно требуется, чтобы ими кто-то помыкал. Сперва присягали на верность столичному Лупанарию, теперь целуют руки нашим крестным отцам. – дон Маурицио брезгливо вытер испачканные ладони полотенцем и продолжил. – Они всюду развешивают свои баннеры «Честь братьев из Палермо – уважение для Неаполя», пытаясь прикрыть свою задницу тем, чего у них самих никогда не будет. Главари сицилийских мобов год назад встречались с подружкой этого бедняги Чиро Эспозито. Ну того, которого зарезали бывшие римские кореша. Обещали поддержку и покровительство его семье. Кровь – не водица... Даже такая жиденькая. Само собой, мы не собираемся участвовать в чужой вендетте, тем паче что «волки» – проверенные союзники в борьбе против остальных северян и портить отношения с «Ромой» не в интересах города. Но ответьте: может ли называться мужчиной тот, кто не способен отплатить за нанесенную обиду? Солнце Партенопеи только с виду не отличается от Солнца Панормоса. Оно пустое и ненастоящее, как бумажный фонарик на детском утреннике. Наше – горит и обжигает до костей. Сицилийская вечерня живет в сердце каждого палермитано. Morte alla Francia, Italia anelia! 

– Что-что, простите?

– МАФИЯ. Настоящая. Не гориллы с томмиганами – борцы и патриоты. Охранители традиций, защитники справедливости. Если вы хотите посмотреть на бандитов – тут их нет. Обращайтесь на Уолл Стрит или на виллу Берлускони. Поэтому сегодня нам противно от родственников, что хуже врагов. – Дзампарини задумчиво уставился на нож, которым недавно резал мясо. – Сичилиани умеют ценить своих врагов. В нашем подлом мире старый враг – почти что старый друг. Враг никогда не предаст, не обманет, его порочная сущность очевидна. Лицемерные коммунисты Тосканы, столичные расисты, проворовавшийся миланский синдикат – об этих не стыдно замарать разолино. И конечно наши презренные хвастливые соперники-катанези. Кричат на каждом углу, что рукояти их бритв сделаны из лавы Этны, но любой мальчишка-разносчик газет знает: на самом деле это окаменевший ослиный навоз.

– А как же коза ностра? Нельзя же столько проработать на Сицилии и ни разу не столкнуться с ними.

– У нас абсолютное понимание. Десять лет назад они прислали отрубленную голову козы моему спортдиру Фоски. Посылку открыла его жена. Бедняжка... И что? Рино до сих пор прекрасно себя чувствует, нянчит замечательных внуков. Чего не скажешь о тех, кто решил испытать меня на прочность, хе-хе. 

– Мы, палермитани, обожаем жаркие беседы и споры. Однако уже поздно, а на темных улицах небезопасно. Переночуйте здесь; завтра мой личный водитель весь день в вашем полном распоряжении. Обязательно посетите источник Святой Розалии, испросите ее благословения. Куча неугомонных детишек – то что нужно молодой семье. 

– Дон Ма...

– Нет-нет, никаких отговорок. Вы же не хотите обидеть хозяина в его собственном доме? Я крайне щепетилен до таких вещей. Теперь, когда все вопросы улажены, поднимемся наверх, я покажу картинную галерею и вашу спальню.

От Трапани до Триеста ей на въезд введен запрет.
Как страшна моя невеста, в целом мире гаже нет, нет, нет.

Каблуки гулко цокали по гладкому мрамору. Дзампарини ныл и жаловался. 

– Кому еще так не везет с тренерами? Разве я не предоставлял им все: щедрые контракты, идеальные условия проживания и работы, отличных футболистов? Другие президенты который год смеются надо мной: Мауро, старик, чего ты дурью маешься? Отстегивать надо не алленатори, а судьям. Это Италия!

Освободиии нассс...

– Нет, – отвечаю им я, – братаны меня не поймут. Хотя это не так: по нашим традициям дающий взятку сохраняет уважение, а тот кто берет, лишается его навсегда. Кроме всего прочего, есть же еще и мои собственные принципы. Что Маурицио Дзампарини скажет на Страшном суде? Был ли когда нибудь на свете такой же...

Дебора пропустила очередной монолог хозяина мимо ушей – странный шепот, доносившийся непонятно откуда, приковал все ее внимание. Сама не осознавая, что делает, она направилась к манящему проему в дальнем конце соседнего коридора.

Освободиии нассс...

– Не сюда! – резкий окрик Дзампарини вывел ее из ступора. – Даже не думайте ходить в западное крыло. Отделочные работы еще не закончены. Не приведи Господь, еще свернете себе шеи. Следуйте за мной. 

Хозяин распахнул резную дверь, и их взору предстала огромная зала, исполненная в тяжеловесном древнеримском стиле, с мраморным камином, но безо всякой мебели. Арочные ниши занимали десятки картин в позолоченных рамах. Дон Маурицио сцепил руки на животе и торжественно обратился к своим гостям.

– Дорогие друзья, позвольте мне познакомить вас с делом всей моей жизни. Перед вами галерея славы «Палермо». Приступим же к ее краткому осмотру.

Экспозиция начиналась с организационных моментов: важные усатые мужчины в до нелепого просторных трусах, напоминающих обвисшие паруса, столпились вокруг такого же смешного полосатого мячика. Британцы, отцы-основатели клуба, – сразу поняла Дебора. Далее следовал какой-то значимый триумф: нарисованные «розанери» хитро и довольно щурились, будто только что ограбили центральный банк Италии. 

– Кубок Сицилии-1920. Наш единственный по сей день, так сказать, настоящий трофей. Уникальное соревнование в своем роде. Настоящая банка со скорпионами. – Дзампарини странно посмотрел на гостей. – Парни уложили на лопатки дохляков из «Мессины». Эти слюнтяи не умеют достойно проигрывать – прошло девяносто лет, а они так и не забыли того злополучного удаления, хе-хе. Начало большой вражды.

– Но радовались мы недолго: бездарный художник-корлионезе Пиппо Риццо изуродовал нашу гордую эмблему так, как и не снилось сегодняшним горе-дизайнерам, разрабатывавшим лого «Ювентуса». Допускаю, что футуристичный горизонтальный ромб выглядел вершиной долбаного кубизма для того времени, но он не имел абсолютно никакого отношения к клубу, который представлял. С этим кхм.. новшеством на груди «Палермо» впервые поднялся на Олимп кальчо.

– Идем дальше: Америко Руффино, автор дебютного гола «орлов» в Серии А. Его приветствуют переполненные трибуны сданного с иголочки «Литторио». Ни одного свободного места! Вот первое Дерби с трусливыми катанези. Этих в*родков приехало всего восемь человек и к каждому приставили по пять карабинеров. Игра закончилась вничью, а после мы наказали мерзавцев в их собственном логове! Пакостное местечко, я вам скажу. Их проклятая земля напрочь отказывается плодоносить – сплошной вулканический базальт.

– Вы преувеличиваете. Мы были в Катании – город как город. Черный слоненок просто восхитителен. – Деб надоели бахвальство и оскорблелния старого сквернавца.

– Ага, слон! Спросите у них: почему слон? Не ответят. А я вам скажу: негодяи увековечили колдуна Гелиодора, умевшего оборачиваться слоном и путешествовать в таком виде до самого Константинополя! Да, бездна с ним, со слоном. Зачем им египетский обелиск на главной площади? Кому придет в голову устанавливать языческий фетиш по соседству с христианскими соборами и водить вокруг него хороводы, словно племя африканских каннибалов?! Разве так поступают добрые католики? Тьфу, лицемерные катанези.

Дебора увернулась от смачного плевка, рубашке Эла повезло гораздо меньше. Дзампарини уже откровенно несло. Выпитое вино начинало давать о себе знать. Речи хозяина становились все несноснее, тон – все вызывающей.

– Неудивительно, что ими командуют бабы. Представьте себе: во главе клана Лаудани, крупнейшей семьи восточного побережья, стоят три женщины. Италия не помнит такого со времен «Мадам Каморры» – бывшей королевы красоты Неаполя. Что за гарпия, хе-хе! Самолично расправляться с врагами ей не мешали даже поздние сроки беременности. Говорят, сейчас ее дело продолжает Анна Мацца по кличке «Черная Вдова». Она принимает в свою шайку безмозглых пятнадцатилетних пацанов, ломая детские жизни! – Дзампарини брезгливо поморщился. – Простите, я отвлекся. 

– Трам-там-там пам-пам-пам, гремят барабаны, реют знамена, Италия идет на войну! – дон Маурицио выпрямился, втянул живот и взял под козырек. – Напыщенный индюк Муссолини ненавидел свободолюбивых южан, поэтому выписал нам черную метку: либо объединение со своей «Ювентиной», спортивным миньоном дивизии «Аоста», либо полное небытие. Зато из «срочки» «Палермо» вернулся очищенным и обновленным, а на нашем гербе вновь красовался золотой орел. 

Хозяин «Парадиза» приблизился к следующему полотну и слегка кивнул портрету седого мужчины бандитской наружности, будто признав равного себе.  

– Антонио Виральда – один из моих предшественников. Он мечтал вернуть славу «розанери» всеми доступными средствами и в итоге доигрался до пожизненной дисквалификации. Но только так должен действовать настоящий президент! Сейчас здесь все носятся с этим Ренцо Барберой. А кто он такой? Просто тюфяк. Не воин – доходяга бухгалтер. С его приходом «Палермо» на 31 год забыл про Серию А, а эти болваны, все равно, будут вспоминать только финалы Кубков, которые мы, кстати, тоже проиграли! Пенальти «Болоньи» явно проплатили, но их капитан посмел еще издеваться над сичилиани после матча! Недобитый фашист. Город вскипел, ультрас разнесли половину Рима, юморист Бульгарелли до сих пор не выходит из дома без личной охраны. А что тогда сделал «великий» Барбера – подошел к мерзавцу и первым пожал ему руку! – Дзампарини тяжело отдышался. – Наш клуб переживал немало клинических смертей – кома Барберы оказалась самой страшной. Фактически я покупал уже готового покойника. Розалия убереги от таких сравнений, но порою я чувствую себя Иисусом. Ровно тридцать лет назад родился тот «Unione Sportiva Citta di Palermo», что который вы видите теперь. Бедный старый Дзампа просто сказал ему: «встань и иди».

– А кто это? Тоже знаменитый бомбардир?

– Гаэтано Васари – абсолютная посредственность. Нападающий, не сумевший отличиться ни разу в двадцати проведенных играх. Я сразу же продал его после того сезона. Но он был настоящим палермитано! Накануне решающего матча с «Бари» Гаэтано приехал в госпиталь к своему смертельно больному отцу и пообещал тому, что «Палермо» снова вернется в Серию А после трех десятков лет бесконечных унижений. Пускай даже он не сможет этого увидеть. Вечером Васари забил свой единственный мяч в форме «розанери». Его всегда будут помнить на этой земле. Заглядывайте к нему в булочную – угостит отменной домашней выпечкой.

– Вскоре мои парни уже сражались с самим победителем Лиги Чемпионов. Возили хваленого португальского переводчика, хе-хе. Впрочем, «нерадзурри» не зря зовутся змеями – кусают редко, но смертельно. Антидота под рукой тогда не оказалось. Тем не менее, это был грандиозный успех. Кстати, ни один сицилийский клуб кроме нас не пробивался в Европу, ни один!

– Похоже вы не имеете себе равных на острове.  «Палермо» – великая команда.

– Величие? Величие в том что я купил клуб, носящий имя города – МОЕГО города, словно портовую девку?! Где было это величие, когда она танцевала под дудку жирного собачника Сенси? Недаром храмов в Палермо больше чем в Риме, а из самого его сердца бьет фонтан Стыда – если нам не отмолить такой грех, то впору утопиться. – слова Эла вызвали прямо противоположную реакцию. Зрачки Дзампарини сжались в маленькие черные точки, на уголках рта выступили комочки пены. Старик был готов взорваться. 

На улице громыхнуло. Испуганные лампы синхронно заморгали, отчаянно борясь за свою жизнь, и разом погасли.

– Опять перебои с электричеством. Не удивляйтесь – тут такое не редкость. До утра уже точно не будет. Вы нездешние, слишком молоды, и вдобавок здорово устали. Продолжим наш разговор завтра. Буона нотте, амичи.

Помогиии... Освободиии нассс...

Деб вскочила в холодной испарине, недоуменно озираясь посреди удушливой полутьмы спальни. На нетвердых ногах она подошла к окну, попыталась открыть его. Тщетно. За спиной заворочался потревоженный Эл, что-то сонно бурча себе под нос. Во дворе промелькнула стремительная тень, затем еще одна и еще. 

– Кажется, я слышала какие-то голоса.

– Тогда попроси их принести минералки. От этой кассаты ужасно сохнет во рту. Не надо было трогать десерт.

– Эл, я серьезно. Посмотри: там что-то движется. 

Деб уже отчетливо различала фигуры пришельцев. У некоторых в руках поблескивал металл.

– Там странные люди внизу!

Отчаянно позевывая, ее возлюбленный неохотно отлип от подушки и неторопливо нагнулся за валявшимися на полу джинсами.

– Наверное, это слуги Дза...

Роскошный шелковый балдахин бесшумно обрушился, накрыв кровать сплошным блестящим водопадом. Однако даже опав, ткань ни на секунду не переставала шевелиться, подобно единому живому организму. В комнате было достаточно темно, но света из окна вполне хватало, чтобы рассмотреть черную массу копошащихся скорпионов. 

Эл отпрянул в немом ужасе, неловко плюхнувшись на пятую точку. Дебора пулей бросилась к шкафчику.

– Наши вещи: смартфоны, документы, деньги – все пропало. 

– Чччто, что все это значит? 

– Не знаю, что здесь происходит, но нам нужно срочно убираться отсюда.

Побег из особняка

Он пел, когда его одевали;
Он пел, когда его хоронили.
Когда закончился репертуар,
Он сказал: Теперь мне не место в могиле.

Аквариум «Трамонтана»

В холле горела керосинка, раздавались приглушенные голоса. Выглянув из-за балюстрады, Эл увидел троих вооруженных охранников, расположившихся у входа. 

– Тут нам не пройти. 

Освободиии нассс...

– Не верю, что в таком огромном здании есть только один выход. Попробуем через соседнее крыло. 

Осторожно обойдя опасный участок, они миновали западный коридор. Нестихающий ливень с остервенением барабанил в стекла, в такт ему отбивали чечетку и зубы Деборы. Через несколько минут гости достигли запретной комнаты. Судя по тому, как взбеленился Дзампарини, за той дверью что-то очень важное. Возможно, это их единственный шанс уйти из дома живыми.

– Проклятье! Здесь заперто, – Эл в ярости пнул массивную стальную плиту. Та жалобно дзынькнула, резонируя обиженным ксилофоном.
 
– Не спится? Понимаю, я тоже ценю ночные прогулки, хе-хе. Весь этот дневной шум так утомляет. – скрипучий, как старые половицы, голос звучал безжалостнее чем приговор Гусу в Констанце. Появившийся из ниоткуда хозяин особняка стоял в паре шагов, направив на своих гостей короткий узкий ствол «Беретты». – Ишь куда намылились. Смотрю, вам не терпится увидеть остальную часть моей коллекции. При сложившихся обстоятельствах, быть может, это вполне уместно. 

Дзампарини достал из кармана увесистую связку ключей и двумя решительными поворотами расправился с замком.

– Дон Маурицио, мы...

– Молчать! Вечно проблемы с этими приезжими. – благодушно-расслабленный вид окончательно покинул старика, тени клубились в складках глубоких морщин, искажая лицо хозяина, придавая ему отталкивающие звериные черты. – Внутрь, живо!

Судя по всему, это место посещали нечасто. Стены и потолок были щедро орнаментированы узорами паутины, единственное окно не мыли минимум пару лет, множество небольших скульптур, беспорядочно расставленных по всему периметру помещения, чахли под тоненькой пленкой пыли. Первым делом Дзампарини запер за собой дверь и теперь чинно расхаживал вдоль комнаты, зажигая свечи в серебряных канделябрах. Вместе с рождающимся светом приходило и понимание. То, что сперва представлялось обычными восковыми бюстами принимало более осмысленные формы, от которых мутился рассудок. Причесанные и всклоченные волосы, прикрытые в полудреме глаза, бороды и усы, рты и уши... Деб даже могла рассмотреть мельчайшие поры на коже. Они настоящие. Человеческие головы, умело отделенные от туловищ, аккуратно закрепленные на подставках. Лица одних были искривлены в пароксизмах ужаса, другие хранили ангельское спокойствие. Больной извращенец устроил себе зал трофеев. 

– Ну как вам мои милые крошки? 

– Что... что это такое, черт побери?!

– Не кличьте черта на ночь, синьора. Я охотно отвечу. Память – все, что остается у человека в моем возрасте. Старый Мауро слишком сентиментален, чтобы расставаться с ними насовсем. Тридцать девять их было – ПОКА тридцать девять. Тридцать девять тренеров, тридцать девять разочарований, тридцать девять чудесных головок. Впрочем не все из них настоящие – некоторые кхм.. носители мне еще пригодятся. Как-то раз я сменил девятерых за сезон. Если бы какой-нибудь сичилиано так же часто менял своих любовниц, те бы его вмиг зарезали. 

– Вот это Малезани, наш славный крестоносец. При нем «Парма» осаждала еврокубки, штурмовала высокие бастионы скудетто. Увы и ах, однажды в рыцарях исчезла надобность. Я подобрал его буквально на улице. Опустившегося, посиневшего от холода и дрянной выпивки. Сперва Альберто подумал, что за ним явился сам Сатана, хе-хе. После того, как он обманул мое доверие, негодяй и правда захотел, чтобы его забрал дьявол. Кудрявого Галахада макнули в бетон по старинному обычаю коза ностры. Но одну деталь я, само собой, оставил себе.

В голове вертелись путаные мысли. Он полностью безумен. Мы не выберемся отсюда живыми. Думай, Деб, думай! Куда ведет тот проход? Неважно, надо каким-то образом отвлечь хозяина и бежать, бежать из этого проклятого особняка. Все остальное не имеет значения.

– Я вижу куда ты смотришь, дорогуша. Опечалю тебя – там нет выхода. Единственный путь отсюда – прямая дорога в подземелье. Мою комнату Правды. Лаурентис и Лотито постоянно засылают шпионов, мечтая вызнать секреты несчастного старика. Но я всегда настороже. Мы, сичилиани, умеем развязывать языки. – Дзампарини нежно погладил бородатую голову какого-то чернявого крепыша.

– Дженнаро Гаттузо. Бесстрашный, как носорог, и такой же тупой. Не могу ничего сказать о его творческих способностях: выгнал недоделанного тренеришку из клуба после полудюжины матчей. Пожалуй, раскрою маленькую тайну. Я пригласил Рино исключительно для того, чтобы показать Берлу и миланской кодле: пускай у вас есть деньги и власть, но Маурицио Дзампарини все равно может дать под зад вашему любимчику, и ему ничего за это не будет, хе-хе. Но шея у Гаттузо была толстая – ребята битый час возились с ножевкой. Говорил же им: берите бензопилу. К сожалению, не все экспонаты удается подготовить надлежащим образом. Некоторые так быстро портятся... – Дзампарини постучал по объемистой банке. – Как поживаешь, старый приятель?

В ответ что-то противно забулькало, дон Маурицио пристально уставился на Дебору.

– Делио Росси считал, что «Палермо» не вполне соответствует его амбициям. Снюхался с тосканцами у меня за спиной, думал, что малышки-цветочницы помогут ему избавиться от власти Хозяина... У него были твои глаза. И он тоже обожал совать свой нос куда не следует! Я сохранил его глаза и нос в спиртовой настойке, как напоминание об изменчивости человеческой природы. Сердца людей полны низкого вероломства. 

Хуже язвы и ареста, хуже всех ужасных бед.
Как страшна моя невеста, в целом мире гаже нет, нет, нет.
 
– Будто бы про вас писали, не находите?

– Не приближайся ко мне, маньяк. Для чего все это? Зачем ты убил столько невинных людей?

– Маньяк?! Старый Мауро скорее подвержен жестокой деменции. Считайте меня скромным коллекционером, синьора. Мертвы говорите? Но же вы слышали их, ведь правда? Вижу по глазам, что слышали. Экспонаты ужасно любят поболтать, прямо как я, хе-хе. Вечность – невыносимо скучная штука. – Дзампарини подвел их к центру экспозиции – сушеному чучелку печального старика со впалыми щеками.

– Гордость клуба. Единственный, кого я не смог бы избавить от бренного бытия, даже если бы захотел. Трагическая гибель Гвидолина – дело рук семьи Поцци. Я четырежды приглашал Ческо в «Палермо» и ни разу не пожалел о своем выборе. – дон Маурицио внезапно хлопнул в ладоши и протяжно забормотал нараспев какую-то абракадабру. Голова Гвидолина завращала стеклянными белками, распахнула рот, словно выброшенная на берег рыбина. 

Помогиии.... Освободи нассс...

Во двор особняка ударила трескучая молния, разойдясь по мокрой траве сеточкой ветвистых разрядов. Пара не в меру разросшихся баньянов тут же вспыхнули ослепительными столпами белого пламени. Зарево пожарища поднялось до окон верхнего этажа, освещая дальние уголки зала. В самом его конце, неподалеку от спуска в подземелье, на стене висело огромное зеркало, бесстрастно фиксируя творившееся безумие. Через потускневший объектив Дебора и Эл увидели все: зловещую комнату, немертвые экспонаты жуткой выставки, самих себя – до смерти перепуганных бледных человечков. Кроме одного. Хозяина. Его попросту не было.

Нельзя больше ждать. Схватив за руку любимого мужчину, она рванула с места, снося подворачивающиеся подсвечники, раскидывая в стороны отвратительные головы, в любую секунду ожидая роковой хлопок выстрела. Но вдогонку им летели только раскаты хохота.

– Куда же вы? Не желаете остаться на завтрак? Бежать некуда! Ниже только Ад.  

Пробираясь темными коридорами, более древними чем любое из зданий, расположенных в десятках метров сверху, они познали истинное отчаяние. Осыпающиеся потолки. Чадящие факелы.  Бесконечные ряды камер из которых беглецам улыбались скелеты в истлевшей одежде – другие гости Дзампарини. Отошедший по малой нужде, Эл наткнулся на то, что маньяк называл своей комнатой Правды. Пыточную сумасшедшего старика. Раскаленные угли жаровен приглашали на нечестивое барбекю, железные девы зазывно распахивали колючие платья, щипцы для вырывания ногтей, гарроты, иглы любых форм и размеров – все пребывало в состоянии полной готовности. А еще там были схемы. Целая Александрийская библиотека тактических схем.

– Кто-нибудь! На помощь! 

Из дальнего угла донесся слабый писк. Приблизившись, они обнаружили крупного изможденного мужчину – абсолютно голого, не считая почему-то мятой, совершенно неуместной в данной ситуации кепки, на которую, похоже, не раз наплевали. Узник был посажен на длинную цепь, прочно удерживающую его шею.

– Боже, кто вы? Что с вами произошло?

– Меня зовут Джузеппе Якини. Однажды я по глупости подписал контракт с Дзампарини и ненароком продал ему свою душу. С тех пор моя жизнь превратилась в нескончаемый ад. Этот старый садист держит меня здесь уже три года. Выпускает только на матчи и тренировки, а сам сидит рядом и рассказывает, каким пыткам подвергнет в следующий раз. Но это далеко не самое страшное. Истинный кошмар творится на поле. Иногда я сам не выдерживаю и умоляю вернуть меня обратно в холодную сырую камеру. Любые мучения, только не вид одиннадцати беспросветных неудачников в розовых футболках! 

– Вы знаете, как нам отсюда выбраться?

– Да, конечно. У меня была уйма времени, чтобы ознакомиться с планировкой подземелий. В соседней камере лежит крепкий мясницкий топор. Им вы сможете разбить эту ржавую цепь. Поспешите, прошу вас!

Не успел Эл вернуться с инструментом, как рядом за стеной кто-то заворочался, недовольно заворчал и принялся с остервенением царапать шершавую кладку. Деб неуверенно шагнула к соседней камере.

– Нет! Не делайте этого. Когда-то они были людьми, обычными футболистами «Палермо». Дарпела, Ригони и Мареска. Трус Баллардини – вон его безголовый труп на дыбе – решил спасти свою шкуру, обвинив их в сдаче кубковой игры «Александрии». Дзампа не стал выяснять сколько правды в словах тренера и обрушил свой гнев на игроков. У него есть старинная книга заклинаний – арабская, в переплете из человеческой кожи. Дон нашел ее еще до того, как перестал быть человеком. С помощью черной магии он обратил их всех в гулей – жутких чудовищ-людоедов. Своих охотничьих гончих.

Железные звенья разлетелись с восхитительным хрустом, Якини тяжело поднялся на ноги, разминая затекшие суставы.

– Нам не стоит тут задерживаться. Скорее, за мной. Единственный выход через Катакомбы.

Катакомбы Палермо. Кладбище под городом. Монахи-капуцины сперва хоронили здесь членов своего ордена, но потом, обнаружив в себе предпринимательскую жилку, стали массово бальзамировать аристократов и богатых горожан. Катакомбы разрослись до таких размеров, что никто точно не знает сколько склепов и кубикул разбросано в чреве дряхлого подземного мира. Врачи и скульпторы, адвокаты и военные – тысячи мумий мирно почивали на своих каменных ложах.

– Я не помню этого корридора. – Якини остановился, недоуменно потирая мясистый затылок. – Наверное, мы пропустили поворот. 

Полчаса блужданий завели их в поздние ярусы XIX века, возведенные впопыхах, с небрежностью опечалившей бы первых зодчих. Вокруг были уже не тщательно выдолбленные ниши – обычные гробы, кое-как расставленные вдоль стен. Рядышком притулился чумазый человек в драной одежде. Увидев Якини, он зарыдал.

– Джузеппе! Живой! Я знал, что ты ему не по зубам.

– О, мадонна, Эудженио! Как ты здесь оказался? Что с командой?

– «Палермо» совсем на ладан дышит. В последние недели поднялся большой переполох. Говорят, Хозяин собирается продать клуб китайцам. Игроки уже ведут переговоры с новыми работодателями. Про меня все забыли. 

– Бежим с нами. 

– Извини, дружище, ты же знаешь: тому, кто заключил с Ним договор не скрыться нигде. А вот у них еще есть шанс. Через два зала направо часовня Святой Розалии. Там вы выберетесь на поверхность. Свеча укажет путь! Прощай, Джузеппе, храни тебя Господь. 

Указанная часть Некрополя на первый взгляд ничем не отличалась от остальных. Разве что в крипте находился всего лишь один гроб. Внутри него покоилась симпатичная девчушка в белоснежном платье с золотым бантиком. Наверное, это и есть та самая Розалия. Ни малейших намеков на выход – только голые, идеально ровные стены. Ловушка.

Из ноздрей – усов чащоба, и худая, как скелет.
Словно вылезла из гроба, в целом мире гаже нет, нет, нет.

Под ноги беглецам прикатилось нечто, напоминающее спелую желтую дыню. 

– Бестолочь. Неудивительно, что он никогда не поднимался выше дворового «Кьево». Гаденыш даже не удосужился раскрутить Хильемарка для выгодной продажи. Бедному Мауро теперь придется существовать на скромную пенсию, хе-хе. – Дзампарини в третий раз за сутки продемонстрировал свое сверхъестественное умение появляться прямо из воздуха. В руке он сжимал широкий нормандский меч с рубиновым эфесом. – Клинок Рожера Гвискара. Такой же острый, как в тот памятный день, когда он отведал крови последнего эмира Сицилии. Теперь его жажду утоляет слабенький ликер из ничтожеств вроде Корини. 

– Дорогой Беппе, неужели ты думал, что сможешь улизнуть от Хозяина? Видишь ли, меня уже расстраивают результаты этого глупого латинчика Лопеса. А расстраиваться я ой как не люблю. Ты прекрасно знаешь, что бывает в подобных случаях. Грядет пополнение коллекции. Возможно, для тебя снова найдется работа. 

Ошейник на жилистой шее Якини вспыхнул едким зеленым фосфором, раздался ужасный крик, полный боли и паники. Затем незадачливый тренер пропал.

– Его душа навеки принадлежит мне. А скоро и ваши! – лезвие меча дона Маурицио начало переливаться потусторонним голубым сиянием. К оцепеневшим туристам потянулись когтистые руки-фантомы. Малышка Розалия хихикала из крошечного гробика. 

– Преисподняя пришла, американи!

– Еще нет, старый козел. Иннагурация Трампа только через два месяца!

В оскаленную пасть Дзампарини полетел тяжелый подсвечник, щедро оросив монстра брызгами расплавленного воска. Хозяин завыл и отшатнулся. Думай-думай. Свеча укажет путь. Конечно! Деб метнулась к другому канделябру, дернула изо всех сил. Ничего не произошло. Старый дьявол продолжал шипеть, постепенно оправляясь от шока. Пожалуйстааа! Часть стены с негодующим скрежетом отползла в сторону, открывая проем и уходящие вверх ступени...

В полицейском участке стояла могильная тишина. Толстый дежурный вырубился много часов назад на половине классического киношедевра с молодой Чичоллиной, поэтому сначала решил, что два грязных, избитых и оборванных субъекта с красными глазами ему попросту снятся. Истошный вопль девчонки вывел его из прострации.

– Мы – американские граждане. На нас совершено варварское нападение. Я требую немедленной встречи с консулом!

– Успокойтесь. Вот, выпейте немного воды. Теперь давайте по порядку: кто вы такие, и что с вами стряслось? 

Договорить ему не дали. Следом за невероятной парочкой в участок ворвался бледный, как мел, карабинер.

– Сальваторе, это те самые янки из-за которых весь город стоит на ушах! Они прогневили Дона. Теперь тот хочет их головы.

Румяное щекастое лицо офицера пошло лиловыми пятнами. Не медля ни секунды, они кинулись наружу, оттолкнув ошеломленного полицейского так, что тот опрокинулся зубодробительным кульбитом, разбив расписной горшок с розалиями. Почему здесь повсюду эти проклятые розалии?!

– Стойте!

Две улицы, три перекрестка, четыре автобусных остановки, расплывающиеся физиономии редких прохожих: подгулявших студентов, полуночных собачников, торчков и бродяг. Ноги налились византийским свинцом, в груди ухали барабаны мавров, в боку кололо арагонской шпагой. Сицилия накрепко въелась в плоть. Перевести дух. Кажется, погоня отстала или же их никто даже и не собирался преследовать

– Такси! Такси! 

Тут все заодно – глупо было рассчитывать на обратное. Прочь из Палермо! Когда они доберутся до безопасного места, Деб сразу же примется обрывать телефонные линии ФБР, ЦРУ, Пентагона, службы спасения, администрации президента, Движения сопротивления инопланетянам. Она даже пообещала себе проголосовать за представителей мерзкого сексиста-орангутана на следующих выборах – лишь бы над окрестностями «Ренцо Барберы» поднялся гигантский водородный гриб. 

Рядом с ними остановилась машина. Все тот же знакомый аромат моцареллы и чеснока, все та же широкая дружелюбная улыбка шофера.

– Слава Богу, это Дино!

– Ну и видок у вас, американи. Будто за вами черти гонятся. Залезайте.

– Дино, как же мы рады тебя видеть. Нам нужно срочно выбраться из города! 

– Дело хозяйское. Не буду спрашивать, что случилось – ясно, что ничего хорошего. – таксист резко дал по газам, и старенький «Фиат», натужно крякнув, исчез в лабиринте ночных улиц.

– Мамма мия! Вам необходимо надежное убежище. – выслушав их сбивчивый путаный рассказ, таксист немного помолчал, тяжело вздохнул и закурил. – Видал я всякие странности, но такого – никогда. Вот помню был случай у моего знакомого. К тому явился призрак праде... 

– Погоди, ты повернул не в ту сторону. Мы же возвращаемся в центр города. 

– Верно, синьора. Где же найти убежище надежнее чем в домовине? Не волнуйтесь, Дон настолько стар, что не будет вас мучить слишком долго. Продолжительные истязания утомляют Хозяина

– Зачем, Дино? – на Деб навалилась странная апатия, будто ее выпотрошили и подвесили сушиться, словно треску, которую так любят сицилийские бедняки.

– Не забывайте: мне пять ртов кормить. Кстати, я тут давеча проезжал мимо особняка – люди Дзампы стругали два кола из отличной северной древесины. Редко кто удостаивается такой чести. Смотрю, вы не промах, сумели заслужить уважение Дона. В наших краях это многое значит. Повесите пару часиков, а сицилийское солнце быстро доделает осталь...

Дебора вцепилась ему в лицо, пытаясь выдавить глазные яблоки. Дино заверещал и резко вывернул руль. Машина слетела с трассы в рощицу молодых эвкалиптов. Раздался глухой удар. Мир перевернулся, потом все окутала тьма.

In memoriam

Но хранит ее папаша сундуки златых монет.
Боже, нет девицы краше, в целом мире краше нет, нет, нет.

Из глубины дома донесся сдавленный крик. Дзампарини со страдальческим видом прервал демонстрацию вокальных способностей.

– Ох, опять. Вот проказники. Еще одни мои гости: племянник из Штатов со своей несносной девчонкой. Ну знаете из этих, экспериментаторов. Думают могут открыть что-то новое, чего мы, старики, не испробовали, хе-хе. Не могу сказать, что одобряю их поведение. Сичилиани – народ консервативный во всех смыслах. Но гостеприимство в нас все-таки перевешивает. Не стоит судить их строго – у каждого есть маленькие слабости.

Чопорная седеющая осси неодобрительно покачала головой. Пухленький живчик-муж, клевавший носом над тарелкой с грибным ризотто, неожиданно вставил свои пять евроцентов. 

– Да брось, Эльза. Сами такими были.

Старушка нахмурила брови, гневно шикнув на мужа. Бедняга мигом уткнулся в кружевную скатерть, воспылав неожиданным интересом к ее узорам. Дон Маурицио сочувствующе подмигнул – знаем, проходили.
 
– Доедайте ужин. Я покажу ваши комнаты и картинную галерею.

– Отто, ты слышал? Какая прелесть! Живопись. Обожаю живопись.

Дзампарини посмаковал во рту последний глоток янтарной граппы, наслаждаясь коротким жгучим поцелуем навсегда ушедшего лета. На миг закрыл глаза, представляя, как хрустят кости Диего Лопеса в испанском сапожке. Хозяин земного Рая довольно ухмыльнулся, встал из-за стола и с удивительным для его возраста проворством потрусил по мраморной лестнице, мурлыча себе под нос нескладную песенку об уродливой невесте.